Митрополит Иосиф (Чернов). Митрополит Иосиф (Чернов): неизвестные воспоминания Митрополит алма атинский и казахстанский иосиф чернов

2 июня исполняется 120 лет со дня рождения – известного и глубоко почитаемого подвижника, исповедника, поэта и проповедника, которого называли одним из самых одухотворенных архиереев последнего времени. Неизвестное свидетельство о владыке Иосифе приводит в своей статье Ксения Кириллова.

Старец и исповедник веры, митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф (Иван Михайлович Чернов) родился ровно 120 лет назад в Белоруссии, в Могилеве-на-Днепре в семье военного 2 июня 1893 года, в день памяти великомученика Иоанна Нового, Сочавского.

Владыка отсидел двадцать лет в советских лагерях, чудом избежал фашистского расстрела. При этом, по словам очевидцев, он никогда не унывал, охотно утешал других и даже юродствовал.

Первый арест таганрогский епископ Иосиф (Чернов) пережил в 1935 году, когда особым совещанием при НКВД СССР его осудили на 5 лет лагерей «за антисоветскую агитацию». Владыка был освобожден в декабре 1940 года и направлен обратно в Таганрог. В этот период владыка Иосиф принимал участие в деятельности нелегальной общины верующих «Белый дом», тайно служил, совершал священнические хиротонии и монашеские постриги. После того, как во время Великой Отечественной войны Таганрог был оккупирован немецкими войсками, с августа 1942 года он возобновил открытое служение в качестве Таганрогского епископа.

С немецкими властями у владыки возникли трудности из-за отказа выйти из подчинения Московскому Патриархату и поминать в службах вместо митрополита Сергия (Страгородского) митрополита Берлинского Серафима. На допросах немецкое командование неоднократно предлагало епископу Иосифу сотрудничество в целях пропаганды, грозя арестом и расстрелом, а также убеждало выдавать евреев, комсомольцев и других. Однажды он был кратковременно арестован. Владыка, однако, отвечал отказом и служить молебны за победу германского воинства он не стал.

Более того, отец Иосиф помог некоторым евреям спастись от фашистов, а также активно помогал партизанам. Сбор средств в помощь советским войскам шёл и в окормляемых владыкой Иосифом областях. Все суммы переправлялись через партизан, с которыми епископ был связан напрямую.

Вскоре после его патриотической речи об императоре Петре I и величии России по случаю торжественного восстановления памятника Петру I в Таганроге 18 июля 1943 года, гестапо арестовало владыку. В гестаповской тюрьме в Умани он находился с 6 ноября 1943 года по 12 января 1944 года, а под Рождество 1944 года его приговорили к расстрелу. Владыку спасло только отступление немецких войск из Умани 11 января 1944 года.

После освобождения Умани частями Красной Армии в июне 1944 года епископ Иосиф вновь был арестован. Он содержался в Москве в Бутырской тюрьме, затем был переведён в Ростов-на-Дону. В феврале 1945 года владыку приговорили к 10 годам лишения свободы. Срок заключения он отбывал в Челябинском лагере особого назначения, а с 1948 года - в посёлке Спасск в Карагандинском лагере. С 1954 владыка находился в ссылке в посёлке Ак-Кудук Чкаловского района Кокчетавской области, и окончательно освобождён из неё был только в 1956 году.

Сейчас о владыке Иосифе вышла целая книга воспоминаний «Свет радости в мире печали. Митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф», по мотивам которой был снят одноимённый фильм. Мы же представляем вашему вниманию не вошедшие в книгу воспоминания о митрополите Иосифе одной из его духовных дочерей, родной сестры игуменьи Верхотурского Покровского женского монастыря Софии (Любых) – Марии Ивановны Сащиной(в девичестве – Любых).

Я родилась в православной семье в конце сороковых годов прошлого столетия, и была последним ребенком. Невзирая на богоборческую политику, родители ходили в церковь и меня учили христианским добродетелям, - вспоминает Мария Ивановна. - Во время революции мой дедушка был старостой в церкви, и в 1929 году его выселили в Сибирь, туда, где сейчас находиться город Нижневартовск. Хотя до совершеннолетия родители боялись рассказывать мне о нём, всё детство мое прошло в церкви. Папа работал пономарём в соборе. Я помню, что и мне очень нравилось пение, торжественность богослужения.

В 1956 году была образована Петропавловская епархия, и в Петропавловск, где тогда жила с семьёй маленькая Маша Любых, приехал новый архиерей - епископ Иосиф (Чернов), только освобождённый из ссылки в Кокчетаве.

Он так молитвенно служил и радовался снова славить Господа, что нам, детям, казалось как будто мы на Небе. Его горячие и образные проповеди, свои воспоминания об испытаниях в годы двадцатилетних скитаний по ссылкам и помощи Божией для перенесения тех унижений, которые выпали ему, на всю жизнь остались в сознании, и всегда помогали в сложных жизненных ситуациях, - рассказывает Мария Сащина.

B те годы основными прихожанами храма были женщины, тогда как архиерею были необходимы иподиаконы - мужчины, которые могли бы входить в алтарь.

Я любила стоять слева от кафедры, и вот владыка Иосиф разрешил держать мне слyжебник и жезл, когда он стоял на кафедре. Мне было тогда семь лет, я стояла и замирала от счастья, держа книгу или жезл. Но когда мне исполнилось восемь, Владыко объяснил мне, что больше девочке нельзя участвовать в богослужении, и чтобы было не так мне горько, подарил брошь. Я очень горько плакала, что я не мальчик, - вспоминает Мария Ивановна.

Когда владыку перевели в Алма-Ату, повзрослев, Мария старалась 2-3 раза в год летать к нему.

Общение с ним, его беседы, советы помогли мне справиться в жизни со своими невзгодами и болезнями. Это был человек удивительной доброты. Помню, первый раз я поехала к нему в 67-м году со своим папой. Мне было тогда 18 лет. Печь тогда топили дровами, притом дерево, которое для этого использовали, было очень тяжёлым и твёрдым. Какого же было моё удивление, когда, ранним утром выглянув в окно, я увидела, как владыка носит эти тяжёлые поленья. Он даже не сказал мне, что собирается делать, не попросил помочь. Я когда я вышла во двор, он сказал мне, что сейчас натопит титан, чтобы мы с папой помылись с дороги. Представляете? Архиерей, которому за семьдесят лет, сам таскал дрова, чтобы согреть нам воду! - вспоминает она. - Для меня это стало образцом смирения.

По словам Марии Ивановны, в общении с людьми владыка Иосиф был удивительно простым, добрым, и в то же время удивительно проникновенным. Многие духовные чада вспоминают его ласковые, чуть с хитринкой, глаза.

Владыка очень чувствовал людей. Те, кто с ним однажды пообщался, не могли о нём потом не вспоминать. Однажды у митрополита Иосифа я познакомилась с одним священником, отцом Наумом. Затем, уже после смерти родителей я собралась ехать на Украину, и даже взяла на это благословение. Тогда отец Наум сказал мне: «Сдавай билет и лети в Алма-Ату». Мне показалось странным всё менять, тем более это было не так просто, да и благословение лететь на Украину было уже получено. Словом, я не поехала тогда в Казахстан - а вскоре владыка умер. Отец Наум говорил мне потом: «Знали бы вы, какого человека оставили!». Но откуда я могла знать тогда, что его не станет - ведь я была ещё девчонкой лет 25-ти. Сейчас, наверное, я повела бы себя по-другому, - сокрушается Мария Ивановна.

Или ещё одно воспоминание из «петропавловского» периода жизни владыки. В 50-е годы в первое воскресенье после каникул школьников частенько засаживали за парты - якобы вспоминать забытое за время отдыха. Маленькая Маша стояла на службе на Вербное воскресенье, боясь опоздать в школу, когда владыка Иосиф обратился к ней со словами: «Вот уехала Мария - а кто же будет жезл держать?».

На тот момент мне уже давно было за семь лет, и жезл мне держать запретили. Я не могла понять, о чём он говорит. Уже много лет спустя, когда теперь мне приходится держать жезл, помогая матушке в монастыре, я вспоминаю те его слова. Значит, он знал, что в моей жизни будет ещё один жезл, - рассуждает Мария Сащина.

Мария Ивановна вспоминает один случай прозорливости владыки: когда, после операции на желудок, он позвонил ей со словами: «Ну вот, теперь до конца жизни посты у тебя отменяются».

Для меня это было странно. Я строго соблюдала все посты и думала: ну хорошо, сейчас я болею, а потом выздоровею и снова начну поститься. Кто ж знал, что мне предстоит ещё 15 операций, и в одной из них мне удалят желудок? Но он, видимо, знал…

Уже после смерти митрополита Маша Любых вышла замуж - по её словам, не очень удачно.

Интересно, что я успела сказать владыке, что хочу замуж. Он сказал мне тогда: «Мария, пожалеешь». И, как обычно, он оказался прав.

Отдельные воспоминания Марии Сащиной связаны с воспоминаниями владыки Иосифа о лагерях:

Один раз батюшка рассказывал, как они встречали Пасху в лагере, сидя в одной камере с Чебоксарским владыкой Эммануилом. Каким-то чудом прихожане смогли передать им в заключение хлеб, вино, пасхальное яичко. Вместо престола они положили одного старенького архиерея, чтобы служить литургию на его мощах - ведь все они на тот момент были исповедниками. Разумеется, на тот момент он был жив, но когда служба закончилась, архиерей оказался мёртв. Эту историю владыка рискнул даже рассказать во время проповеди с амвона, хотя в советское время это было небезопасно.

Кстати, в отношении к советской власти, по словам духовных чад, владыка сохранял мудрую осторожность, например, разрешал надевать в школе пионерский галстук, чтобы не злить учителей, но не благословлял носить его дома. Крестик же он снимать не велел.

Он старался давать такие советы, чтобы мы могли не идти на открытый конфликт с властью, но в то же время сохраняли свою душу, - отмечает Мария Ивановна.

Уже через много лет Мария Сащина попала на сеанс к Кашпировскому - разумеется, не из-за увлечения оккультизмом, а по ошибке решив, что он - обычный врач (дело было в 80-е годы). Тогда знаменитый «целитель» неожиданно признался ей: его «лечение» на неё не подействует, потому что он чувствует за ней какого-то сильного покровителя. Пожалуй, в этом со скандально известным экстрасенсом согласна и сама Мария Ивановна - молитвенную помощь владыки Иосифа она чувствует до сих пор.

Митрополит Иосиф был одним из самых одухотворенных архиереев последнего времени. Более 20 лет он провел в лагерях и тюрьмах, при этом сохранил искреннюю доброжелательность ко всем и вся. Про него можно сказать: он к каждому человеку относился как к живому образу Божию, чем приподнимал этого человека на небывалую высоту.

Митрополит Иосиф (Чернов)
(1893 – 1975)

Чтобы пересказать прочитанную мною книгу о митрополите Иосифе «Свет радости в мире печали», нужно несколько дней. Поразителен рассказ владыки о своем детстве, удивительно его отношение к детям на протяжении всей жизни. В Караганде в 60-е годы, уже будучи митрополитом, он каждый день на забор клал кулек с конфетами для девочки-соседки. Трудно встретить в других воспоминаниях такое интересное описание детства, детских переживаний по отношению ко всему церковному, игр в церковную службу, как у митрополита Иосифа.

Митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф (в миру - Иван Михайлович Чернов) родился 2 (15) июня 1893 года в Могилеве на Днепре. Крещен в честь Иоанна Нового Сочавского. Отец его был сыном саратовского купца-старообрядца, 17 лет служил в армии в Беларуссии. Жениться он поехал на Волгу, на свою родину. Из воспоминаний не очень понятно, какое звание носил отец. Ясно, что он не был рядовым солдатом, но и не был офицером. Скорее всего, младший унтер-офицер.

Первая его жена, Евдокия Яковлевна (мать Вани), была с Волги. Она умерла, когда Ване было три года. «Я помню, как ее хоронили: я сидел на заборе, а мимо несли гроб и пели: «Святый Боже… Святый крепкий…». У ребенка в три года еще нет страха смерти. Ваня не понимал, что лишился матери, на него произвела впечатление торжественная процессия. Вскоре отец его - уже в возрасте 40 лет - женился на молоденькой белорусской девушке, тоже с именем Евдокия. Вероятно, она была очень молодой и поначалу не могла заменить Ване родную мать. Поэтому воспитывался Ваня, как сын роты. Солдаты его воспитывали, нянчили, учили, и он переходил с рук на руки. В полку его называли Вашутка. Ваню в православие окрестил полковой священник. Поскольку он был из рода старообрядцев, как говорил сам владыка, любовь к церковному обряду была у него в крови. Первое его яркое воспоминание детства - праздник Архистратига Михаила. Это осенний праздник, но в Белоруссии, в Могилеве, в эту пору еще тепло. «И вот я в розовой шелковой рубашке, в бархатных штанишках, шляпа-бриль с розовым бантом, завороженно слежу за тем, что происходит в алтаре». И когда, после Херувимской песни, Царские врата закрылись, и священник задернулкатапетасму (владыка Иосиф так легко и естественно упоминает греческие слова, названия... Чувствуется человек еще дореволюционной закалки. Катапетасма - завеса за Царскими вратами), Ване стало интересно: что там…за ней… И он на четвереньках пополз в алтарь. Отец его подхватил, удержал, а после службы священник сказал: «Ваш сын Вашутка очень рано стремится проникнуть в алтарь». Было ему тогда четыре года. А когда исполнилось восемь лет, его первый раз повезли в Могилев, в Собор Архистратига Михаила. И в конце собора он увидел высокого человека в черной мантии. «Я увидел его и влюбился в монашество навсегда», - вспоминал владыка. С тех пор он хотел быть монахом. Приехали домой, надел материнскую юбку со складками - это мантия, на голову никелированный судок - саккос, белый утиральник - омофор, и начали играть. Вероятно, Ваня Чернов умел организовать игру. Сам с интересом играл и других детей мог заинтересовать. Потому что, когда ему было четырнадцать лет, он «окрестил» в реке всех соседских еврейских детей. И их мамаши жаловались его матери. (А он свою мачеху называл матерью). «Что твой сын наших крестит?!» А ведь время было такое неспокойное, тяжелое, начало ХХ века, еврейские погромы. А у них в Могилеве полно еврейских семей, но все спокойно, дети все вместе играют: и русские, и белорусы, и евреи. И мать отвечает: «Груничка! Фанечка! Пусть играют хоть в солдаты, хоть в попы, абы не бились!» И вот они играли в церковную службу. «Свечи у нас были, мы воровали в церкви огарки. Креста не делали, боялись. (Вероятно понимали, что играть этим нельзя) И вот я конечно же «архиерей, епископ Могилевский», осеняю всех «дикирем» и «трикирем». Осенью очень красивые митры получались из тыкв. И мы воровали у соседки тыквы и делали из них митры». И эта соседка так его сильно ругала, так ругала! «Чтоб тебя мать под куст положила!», - проклинала она мальчика. «Как же у Господа все устроено промыслительно, - вспоминал впоследствии владыка. - Она за эти тыквы приобрела молитвенника за себя и за всю свою семью, я всю жизнь ее поминаю. Вообще я за службой поминаю человек 100. Пока дьякон все прокричит, поминаю, и за Херувимской у меня время есть. Все, кому я должен, проходят передо мной чередой, и я их всех поминаю. Даже если не знаю имени. Вот, когда я из первой ссылки возвращался. Выскочил на какой-то станции что-нибудь поесть купить, а ничего нет, пусто на перроне, все закрыто. Одна женщина увидела меня - голодный лагерник, пожалела и вынесла мне краюху еще теплого хлеба и яблоко. Я и ее поминаю: «имя, Господи, веси». И всех этих еврейских детей, которых в детстве, играя, крестил, я тоже поминаю». Во время войны отец Иосиф взрослых евреев крестил, чтоб немцы не расстреляли. Спасал, таким образом, им жизнь.

Был у них такой случай на Троицу. Родители ушли, вероятно, на службу в церковь. А дети все залезли на чердак служить «свою службу». Кто постарше сам залез, а маленьких подымали в корзине, как апостола Павла. «Я, конечно, архиерей Могилевский… Осеняю народ: «Призри на виноград сей и виждь», - руки с горящими свечами поднимаю. На чердаке висели веники, сушились, еще полностью высохнуть не успели, но крайние листочки высохли. От свечей эти листики вспыхнули, и огонь пробежал по всем веникам, по чердаку. Все испугались. «Пожар!» Я «разодрал ризы своя» и стал детей «эвакуировать». На чердаке все горючее, мог бы весь дом сгореть, но все потухло. Господь их спас». И была у них одна девочка маленькая, которая всегда про них родителям все рассказывала. «Как мы ее не уговаривали, не пугали, чтоб родителям ничего не говорила, она все рассказала моей матери». Мать его так била, так била за это (еще бы, чуть дом не спалили!). Ругала и била веревкой, вымоченной в рассоле. «Чувствую, что дело плохо, решил на высоких чувствах сыграть, повернулся к иконам, руки к ним простираю, а она по рукам, по рукам! Не помогло! Ничего не спасает от веревки, пришлось руки в карманы прятать». А у него был сводный брат Алексей, который, видимо, его любил, как это обычно, младший брат любит старшего, везде за ним ходил. (Впоследствии стал советским прокурором и во время войны был расстрелян фашистами.) «И вот он стал рядом со мной и матери говорит: «Раз ты его за Бога бьешь, бей и меня, я тоже верю в Бога!» И снял штаны и к матери задом повернулся. Ну и ему тоже досталось». Еще бы, мать уже разошлась, не знала, как их вразумить. Она очень испугалась того, что могло бы случиться, - дом бы сгорел от детских игр. «А я от матери спрятался в русскую печку, в устье, встал там «мостиком», чтоб она меня не могла кочергой достать и вытащить оттуда. Уж как она ругалась, ругалась, пока отца дома не было. А когда отец пришел, мы ему ничего не сказали. Мать молчит, и я молчу».

В 14 лет Ваню отправили в Могилев к бездетному родственнику, который служил садовником у директоры гимназии Свирелина И.И. Ваня часто приходил в сад и познакомился там с хозяйским сыном - Володей Свирелиным. «Мы с ним играли в священников». Владыка очень интересно рассказывает - он рассказывает и вспоминает параллельно, что случилось с человеком в будущем. (Этот Володя впоследствии стал морским офицером и погиб - утонул вместе со всем экипажем на погибшем корабле. «И его я поминаю, и отца его, и мать его за их отношение ко мне»). «Володя полюбил меня, несмотря на то, что мы были из разных слоев общества, его родители относились ко мне очень хорошо, приглашали на елку. И подарки мне, и костюм, и хлопушку». Отец Володи, видя интерес мальчиков к церковной жизни, попросил соборного протоиерея, чтобы Володя с Ваней прислуживали в алтаре. А ведь в то время священнослужителей было достаточно. Священник только священнодействовал, а все ектении возглашал дьякон, свечу выносил свещеносец, часы читал пономарь. Чтец, пономарь, иподьякон - на каждое действие был отдельный человек. Даже благочестивый мальчик не мог легко попасть в помощники к батюшке, просто по своему желанию. Это им было как награда. «Но благодаря директору гимназии нам сшили стихарики, и мы выходили перед священником со свечами. Это было очень красиво - два мальчика в стихариках несут свечи». Но поскольку они все-таки мальчишки, в храме со свечами чинно выходили, а в саду, на улице бегали босиком. «И вот какой-то осенний праздник, мы выходим со свечами, а я босиком. Служит протоиерей о. Стефан. Ну, во-первых, много обуви не было, дети все лето ходили босиком, сапоги были одни, да тут и забегались, я забыл обуться. А ноги в цыпках, царапинах. Совершенно неприглядный вид. И священник, когда это увидел, чуть не подавился. Еле дождался, когда Царские врата закроют: «Вытряхнуть Ваньку из стихаря, из алтаря». Меня за шиворот вытряхнули из стихаря». На этом его служение закончилось. Интересно, что много лет спустя, уже архиереем владыка приезжал в Могилев и встречался с о. Стефаном, и тот вспомнил этот случай: «Как же я архиерея из стихаря вытряхнул!» - и очень обтекаемо в приветственном слове сказал: «Позвольте Вам напомнить некоторые моменты Вашего детства».

А в монастырь Ване все-таки очень хотелось, но его отправили к бездетным родственникам матери. Те держали винный завод и гробовую лавку. Ваня даже спал в гробу. «Мальчик то, мальчик се… Молится, в церковь ходит, значит, ему можно доверять». И ему доверяли и ключи, и деньги, и присматривать за рабочими, и разливать вино. Сначала ему даже нравилось. Но ведь хочется в монастырь! Надоело ему вино разливать. Наступил 1910 год. А в этом году переносили мощи Ефросиньи Полоцкой из Москвы в Полоцк крестным ходом. И святая Ефросинья ему приснилась и сказала: «Иди в монастырь!» После этого он уже больше не мог разливать вино. Он попросил рекомендацию у директора гимназии Свирелина. И он написал: «Ваня Чернов - родственник моего сотрудника» «Вот какие люди были, деликатно, так написал». А ведь садовник - слуга, а не сотрудник. И вот с младшим братом Алексеем (тот, которого фашисты расстреляли) пошли в Белыничский монастырь. Это ближайший монастырь (40 км пешком). Идем и вдруг слышим, кто-то едет на тарантасе. Испугались! Вдруг разбойники! Спрятались в кустах». Оказалось, что едет настоятель монастыря.

А там, в монастыре, была чудотворная икона Божией Матери «Белыничская». У иконы очень запутанная история: монастырь за время своего существования переходил несколько раз к католикам и обратно. «Католики эту икону «прославили» - короной ее украсили, это у них называется «прославить». А во времена Екатерины в этой местности было очень много католических монастырей, а православных - мало, и царица приказала отдать монастырь православным. С тех пор Белыничский монастырь и чудотворная икона за православными. «Так вот, каждый год был крестный ход с этой иконой по Могилеву. Девочки в красивых белых платьях перед иконой бросали цветы. А мы, мальчишки, набирали корзины ландышей и ставили их в определенных местах, по ходу процессии, чтобы было что бросать. И вот, несут икону, а цветы кончились! Что делать, где цветов взять?! В городском саду побоялся нарвать – поймают, высекут. И побежал на гору за город. Нарвал всякого бурьяна: одуванчиков, лютиков, травы всякой». Позже, когда его первый раз в тюрьму забирали (ему было 30 лет, он уже был игумен, прихожане его уже очень любили), вели окруженного конвоем, а люди осыпали его белыми астрами. «И вот я тогда подумал: «Вот за тот бурьян с горы как тебя Царица Небесная прославляет!»

И вот, догоняет их тарантас, они в кустах прячутся, а там, в тарантасе, сидит настоятель монастыря архимандрит Арсений (Смоленц), а с ним рядом какой-то молоденький семинарист в подряснике. «Как я тогда этому семинаристу завидовал! Такой молодой, а уже в подряснике и с архиереем в одной тележке». Владыка Арсений нас спрашивает: «Куда идете, мальчики?». Я отвечаю: «В «намастырь!» (до определенного времени владыко был не очень грамотный мальчик). И достаю из-за пазухи рекомендательное письмо. Оно от пота все промокло, чернила потекли, но разобрать, что там про меня написано, было можно. Владыко Арсений прочитал и говорит: «Ну, посадить вас в тележку – места нет. Давайте узелки и сапоги, чтобы легче идти. Придете в монастырь, скажите сторожу, чтобы отвел вас к Домне Ивановне, чтобы она накормила». И вот мы пришли, нашли Домну Ивановну: «нас благословили накормить». Сначала, однако, надо братию накормить, а нам велела воды наносить». Домна Ивановна была матерью эконома, старушка доживала свой век в монастыре и по мере сил работала. «И вот мы поработали, потом поели, потом перемыли котлы, и уложила она нас спать под лавку на сено. И с этого момента на меня посыпалось «настоящее земное счастье». Когда шли в монастырь, Ваня молился Богородице: «Помоги мне в монастырь поступить! Я буду всех слухаться, молиться и работать». Было ему тогда 17 лет, а младшему брату лет на пять меньше. И Алеша боялся новой, неизвестной жизни и уже жалел, что ушел из дома. На следующий день, когда они встретились с владыкой Арсением, тот сразу все понял и велел Ване младшего брата домой отвести, самому благословение у родителей взять и возвращаться. «И я за один день 40 километров туда и обратно, как на крыльях, отмахал». Родители его благословили. Мачеха, конечно, плакала и говорила: «Я всегда знала, что его «хисть» (т.е. кисть) клонится к Божьей матери».

А Ваня - мальчик был очень расторопный, сообразительный, способный. «Мальчик - то, мальчик - се, мальчик - что хотите», - как говорил о себе митрополит Иосиф. Владыка Арсений это заметил, сначала поставил Ваню на кухню, потом помощником келейника, а вскорости сделал его своим келейником. Пошили Ване подрясничек. Через год владыка Арсений взял его с собой в Тверь, в Отрочь монастырь. И Тверской правящий архиерей (очень строгий был, они с владыкой Арсением сидели за столом, а Ваня им прислуживал) на просьбу владыки Арсения посвятить Ваню в иподьякона - согласился. «Видно, за меня опять Матерь Божья заступилась». Архиерей решил «довериться Ване» и на следующий день его постригли за литургией. Тверской архиерей написал ему грамоту - удостоверяющий документ о постриге.

Митрополит Иосиф вспоминал, что эта была очень дорогая ему грамота, он ее в рамочке на стене хранил. После у него были другие ставленнические грамоты (его же посвящали и во иеромонаха, и в митрополита), но эта - самая дорогая. Он говорил: «Архиерей! Что архиерей? Академию окончил - и архиерей! А ты попробуй орарь в 17 лет получить». Эта грамота пропала во время его арестов.

Интересно, что. когда этот архиерей, который его сделал иподьяконом, умер, его никак не могли облачить для погребения (когда архиереев хоронят, они должны сидеть в своем святительском кресле). Вот уже приехала похоронная процессия, а два иеромонаха никак не могут его облачить, архиерей был грузный человек, облачения никак не ложилось на теле, как должно. И «я его приподнял сзади, и все легло, как должно, только я почувствовал боль какую-то, но потом все прошло, и эта боль только иногда возвращалась, когда напрягался или долго ходил». И в лагерях на медкомиссии врач-еврей спросил, откуда у него грыжа, и, услышав ответ, сказал: «Вот какой благородный был архиерей, наградил вас болезнью, что вас теперь только на легкие работы». В результате батюшка всегда был на легких работах - на кухне, потому что очень хорошо готовил, или в прачечной стирал, что делал тоже очень хорошо.

После Твери владыка Арсений был направлен в Таганрог. Там владыка Арсений серьезно занялся образованием своего келейника, нанимал для Вани лучших учителей юга России. Ваня учился и впитывал все, как губка. Митрополит Иосиф знал несколько языков, помнил все Священное Писание наизусть. Когда владыка Арсений все тайные архиерейские молитвы в алтаре читал вслух, Ваня ему книгу держал, слушал и запоминал. Память у него была феноменальная. Он запоминал целыми кусками. Про него вспоминают, что он всю жизнь читал сразу три книги: художественную классику, техническую литературу, что-то религиозное. Владыка Арсений в свое время дал ему прочитать Карла Маркса: «Прочитай, тебе придется жить при этом строе». Позже митрополит Иосиф удивил следователя, дословно цитируя Карла Маркса. Но сам про себя он всегда говорил: «Я не книжный архиерей». И когда выбирали патриарха Пимена, Иосиф был одним из кандидатов, ему предлагали быть патриархом, то он отказался.

В 19 лет его призвали в армию. Но он выглядел очень молодо. По возрасту подходил, а по конституции не очень. Его назначили «белым» унтер-офицером, что-то вроде писаря. Потом и вовсе отпустили, чтоб призвать, «когда подрастет». Он вернулся в монастырь. Но пока служил в армии, кто-то его перед владыкой Арсением оговорил, и тот его не принимал обратно: иди, мол, куда хочешь. Пошел Ваня, голову повесил, по лестнице спустился и видит какую-ту клетушку. Его осенило: «Уйду в затвор!» - зашел и затворился там. Целый месяц просидел «в затворе». Монахи, его ровесники, которые его любили, приносили воду и еду. И вот он сидит «в затворе», а слух про «затворника» по городу идет, и дошел до губернаторского дома. А губернатор с супругой часто бывали у владыки Арсения, и Ваню как келейника помнили. Супруга губернатора спрашивает, почему Ваня «в задворе»», - она была полячкой и так выговаривала это слово. Тот сообразил, как надо отвечать властям: «Да нет, Ваня не в затворе, он у меня…помощник эконома». Так Ваня стал архиерейским экономом. И будучи архиерейским экономом, он спас владыку Арсения от смерти. Буквально. Это было в 1917 году, революционные годы, смута. В Таганроге произошло побоище между рабочими и юнкерами. Погибло 95 рабочих и 105 юнкеров. Рабочих жены разобрали, а юнкеров побросали, «как дрова». А владыка Арсений - он же архиерей для всех. Он юнкеров отпел, по-человечески с ними поступил - всех одели, крестики, белье, в гробы положили, похоронили. Жены рабочих очень были на Арсения злы, за то, что он юнкеров отпел. И ему пришлось прятаться. Где-то в монастыре, в подвале, за мешками с сеном. Архиерей ждал смерти и даже призвал священника для последней исповеди. Священник не удержался и рассказал жене, что исповедовал архиерея. Жена тоже не могла хранить в себе такую информацию и, по секрету, к обеду весь город знал, что архиерей за мешками прячется. Надо перепрятываться, а куда?! Тут Ваня говорит: «Я пойду вас выручать». И пошел в порт, к революционным матросам. Пришел, а у них там «революционное застолье»: накурено, хоть топор вешай, на столе самогон, сало, колбаса... Ваня в подряснике возник перед ними, и те от неожиданности говорят: «Это что за черт?», а он отвечает: «Я - не черт, я – Ваня, архиерейский эконом». Матросы засмеялись и сразу к нему расположились, напряжение спало. Ну, во-первых: парень не побоялся к ним прийти, во-вторых: так себя вел, балагурил, говорил уверенно, сел с ними за стол, «не зазнавался», наверное, пришлось вместе с ними поесть и выпить. Он говорить умел, и все им смог объяснить, что архиерей - он же архиерей для всех. А почему рабочих не отпел, так жены рабочих его не приглашали, не мог же он без приглашения, а у юнкеров никого нет. Чтобы проверить, правду говорит архиерейский эконом или нет, матросы привели соборного протоиерея - у того зуб на зуб не попадает от страха, но говорит он то же самое, что и Ваня: «Жены рабочих не приглашали отпевать». И тогда матросы решили, что на следующий день владыка Арсений отпоет всех на городской площади.

Вернувшись, Ваня рассказал владыке, что все улажено. А владыка Арсений уже к смерти приготовился, а тут чудесное избавление! Он подарил Ване белую митру с драгоценными камнями - подарок самого царя Николая Второго. Сказал, что «та голова, которая спасла мою голову, достойна носить эту митру». И действительно, эта митра сохранилась у митрополита Иосифа до конца его дней и его в ней хоронили.

В Таганроге жила какая-то монахиня-старица, которая предсказала Ивану архиерейство. «Как-то иду я с мешком по городу - достал что-то для архиерейского дома, а мимо проезжала эта старица в окружении молоденьких монашек, они на пролетке, как птички в лукошке, и говорит: «Смотрите - вот идет архиерей». А те зачирикали: «Что вы, матушка! Какой же это архиерей, это Ваня - эконом из архиерейского дома!» А старица им в ответ: «Молчите, дуры, это архиерей!». Еще она ему предсказала, что он умрет не своей смертью. Но тогда ему было 20 лет, до этого было еще далеко, и Ваня не очень проникся. Еще она ему предсказала, что ему будут предлагать стать патриархом, но чтоб он не соглашался.

А после того как Ваня спас жизнь владыке, Арсений его очень быстро сделал иеромонахом. Постриг его с именем Иосиф, в честь Иосифа Прекрасного, чтоб он всех кормил, как святой Иосиф. И всю последующую жизнь так и было. Владыка про себя говорил: «Я был нежадный. Мне денег было не жалко, и они у меня всегда были». Ну, это было уже потом, когда он стал митрополитом Алма-Атинским и Карагандинским. Сколько ему до этого пришлось претерпеть в нищете, голоде, холоде. И все равно он оправдывал свое имя. В лагере он пек хлеб. и у него получалось сэкономить немного муки. А он знал, что у одной женщины - вольнонаемной - трое детей и муж погиб на фронте. Эту муку он ей отдавал. Женщина по-человечески оценила этот поступок и стала на него смотреть, как на мужчину. «И пришлось мне, как Иосифу Прекрасному, бежать от нее с такого хорошего места!»

Когда немцы захватили город, владыка был там правящий архиерей. Это уже после первой ссылки было. А у немцев был свой взгляд на РПЦ, как она должна освящать войну, оккупацию и все, что касалось нового режима. Владыку Иосифа регулярно вызывали в комендатуру, уговаривали, угрожали, но так ничего и не добились. И даже в воспоминаниях какого-то нашего известного советского писателя упоминается «Таганрогский развеселый архиерей», который при немцах вел себя «очень достойно». Отступая из города, немцы всех расстреливали. И владыку Иосифа тоже забрали. Он вспоминает, как по ночам, когда людей уводили на расстрел, он слышал, как их вызывали, потом звуки выстрелов. Он читал по ним отходные молитвы. И все ждал, что его тоже вызовут и расстреляют. Но таганрогские верующие его спасли, собрали деньги и подкупили охрану. Владыку Иосифа заперли в какой-то комнате, заставленной мебелью. Была зима, окон не было, а на нем одна ряса. Холод был ужасный. Владыка вспоминает, что раньше к Севастийским мученикам относился недоверчиво, настороженно, что ли: как это можно в ледяном холоде всю ночь простоять? Не то, чтобы не верил, но как-то не мог этого прочувствовать. Когда он в этом ужасе ледяном оказался, он взмолился мученикам Севастийский о помощи. Они ему помогли. Он три дня просидел без еды и без воды в ужасном холоде. Очень хотелось пить. В коридоре капала вода. Был момент, когда чудесным образом дверь открылась, он вышел, напился, вернулся, и дверь опять закрылась на замок. Когда советские войска пришли, его опять посадили. Не могли понять, почему всех расстреляли, а его нет. Заподозрили в сотрудничестве с оккупантами.

Уже во времена Хрущева его сослали после лагерей в Караганду. Запретили служить. Он был старый, больной человек, без средств к существованию и не имеющий места, где главу преклонить. Его боялись принять к себе в дом русские люди. В результате приютил казах-вдовец, у которого умерла жена и осталось четверо маленьких детей. Его поселили в землянке, отгородили угол занавеской. И митрополит Иосиф был детям за няньку. Дети его называли ата - дедушка. Он нянчился, кормил их, пел колыбельные песни. И всем помог выйти в люди. Старший, Сапаргали, благодаря ему выучился на врача. Став митрополитом, батюшка всегда деньги высылал, пока тот учился. Митрополит Иосиф наставлял: учись, в плохие компании не ввязывайся, тебе надо выучиться, ведь нет у тебя ни отца, ни матери. Он всем помогал, кто был рядом. Вокруг него жили неверующие люди. Но митрополит ко всем относился очень хорошо. Соседская девочка каждое утро на заборе находила кулек конфет. Батюшка ее жалел, она была сирота. Одному казахскому парню он дал денег на мотоцикл, тот все никак не мог накопить, в конце концов митрополит ему большую часть денег добавил. Деньги у него были: прихожане приносили, и он одной рукой брал, а другой тут же раздавал. Вел очень простую жизнь. У него (у митрополита!) из помощников были только шофер и женщина, помогающая по хозяйству. Он все делал сам. Сам открывал калитку приходящим, его даже иногда за дворника архиерейского принимали. Он, наверное, немного юродствовал. «Самый бедный у нас митрополит, какой-то ненормальный» - так говорили о нем в совете по делам религий. Когда к нему приезжали семинаристы на лето, он за ними ухаживал, кормил, заботился, они жили, как у любимого дедушки. Это потом до них дошло, что они у митрополита, как у дедушки, на каникулах жили. Его келейник вспоминал: «Я думал, что келейник у митрополита - это тот, за кем митрополит ухаживает. Он меня будил, готовил завтрак, на работу провожал, вечером встречал, опять кормил, чуть ли не спать укладывал».

Когда его назначили на Алма-Атинскую кафедру, это было хрущевское время. Государство не только в открытую вмешивалось в жизнь церкви, но и закулисные интриги плелись. Провокации всякие, чтобы стравить верующих между собой, чтобы не ходили в храм, - тогда храм можно закрыть, раз люди не ходят. Когда он приехал, в Алма-Ате была как раз такая смута организована. Одни хотели одного митрополита, другие - другого, и не пускали митрополита Иосифа в кафедральный собор. Митрополит Иосиф все очень мирно разрешил: «Ну не пускают нас в соборный храм, будем служить в другой церкви, будет у нас другой храм кафедральный», - и верующие одумались, ведь баламутов немного. Возмущающие не одумались и пришли добиваться своего. Ведь раньше церковный совет мог командовать батюшкой: «Мы тебе зарплату платим, так что кадилом маши, а проповедовать не смей. А если не понравится, мы тебя заменим». И вот, когда баламуты к нему пришли, он в это время рыбу чистил и вышел к ним с окровавленными руками и с ножом в руке. Что-то сказал из Священного Писания, потряс окровавленными руками с ножом - они испугались и больше не вернулись.

После полета человека в космос было велено сказать в проповеди, что Гагарин летал в космос и никакого Бога там не видел. Митрополит Иосиф так и сказал: «Гагарин летал, Бога не видал, а Бог его видел - и благословил!»

Он управлял своей епархией на редкость мирно, не пользуясь для решения проблем своей митрополичьей властью. Однажды в епархии была какая-то распря между двумя священниками, и мирным путем никак нельзя было решить вопрос, а если оставить дело так, то склоки будут продолжаться. Но митрополит Иосиф волевого решения не принимал. Не отстранял виноватого священника, полагался на волю Божию. Он начал молиться святому, имя которого носил виноватый священник. В результате этот священник приехал с претензией к Иосифу: «Раз не делаете по-моему, тогда вот мое заявление об уходе». И Иосиф его сразу подписал. Тот не ожидал, может, думал, что его будут уговаривать, и будет все, как он хочет. Но, таким образом, дело разрешилось само собой. Виноватый сам ушел, не пришлось его прогонять.

Умер митрополит Иосиф от перитонита осенью 1975 года. На Успение Пресвятой Богородицы он служил, потом поел рыбки, и косточка проткнула кишечник. Как и предсказала монахиня в Таганроге - умер от ножа. У него была келейница - пожилая женщина-врач, которая следила за его здоровьем. Она, когда митрополит заболел, настояла на госпитализации, хотя владыка не хотел, видно, боялся ножа. Его три раза резали, пока нашли причину. Сначала- аппендицит - не там, потом печень - опять не там, потом кишечник - рыбья косточка проткнула кишечник, и случился перитонит.

Владыка оставил по себе светлую память. Его провожали белыми розами. Всю жизнь - за тот бурьян с горы для Пресвятой Богородицы - она ему посылала белые цветы. Ему всегда несли цветы, и в саду около его дома в Алма-Ате росло много цветов.

После его смерти сразу же произошел чудесный случай. На могиле митрополита Иосифа сперва поставили деревянный крест. А нужно бы для митрополита мраморный. Но в советское время очень трудно было достать мрамор. Мраморный крест на могилу митрополита Иосифа поставил человек, рассказавший, что его сын выпал из окна и чудесным образом остался жив. Он связывал это с заступничеством митрополита Иосифа.

Еще интересный случай. В начале 70-х в Казахстане случилось стихийное бедствие: селевые потоки в горах угрожали городу. Реально готовились к самому худшему. Была опасность затопления города грязевыми потоками. Председатель совета по делам религий попросил митрополита договориться там, указав пальцем наверх. Когда уже не к кому бежать, даже закоренелые атеисты обращаются к Богу. Митрополит сказал: «Пока я здесь, с городом ничего не случится. Надо молиться». И действительно, чудесным образом селевые потоки до города не дошли, все рассосалось.

***

Несколько лет назад, когда у нас на приходе появилась эта книга о митрополите Иосифе, отцу Владимиру кто-то привез яблок из Алма-Аты. Он всех угощал и говорил: «Это вам от митрополита Иосифа. Знаете такого?». И многие знали.

Родился в семье военнослужащего сверхсрочной службы, по вероисповеданию принадлежавшего к старообрядческой церкви. Был крещён в полковой церкви, находившейся в юрисдикции Святейшего Синода. О своём детстве вспоминал так:

Я - сын роты, сын солдатов. С рук на руки, с рук на руки. Ванюшка да Ванюшка, Ваня да Ваня. И все офицеры меня знали. И командир полка меня знал и подарки мне всегда привозил в роту, когда приезжал посещать таковую.

В 1910 поступил в Белынический Рождество-Богородицкий монастырь Могилевской епархии. Был келейником наместника монастыря, архимандрита (будущего епископа) Арсения (Смоленца), в 1912 стал его иподиаконом. В 1912-1917 - послушник Тверского Успенского Отроча монастыря.

В 1918 пострижен в монашество епископом Арсением (Смоленцем). С 1919 - иеродиакон, с 1920 - иеромонах. Служил в Никольском храме Таганрога, выступал против обновленческого движения. С 1924 - игумен. В 1925 был арестован, приговорён к двум годам лишения свободы. Находился в заключении в Кол-Ёле (Коми область). Вернулся в Таганрог, с 1927 - архимандрит, был экономом архиерейского дома.

С 14 ноября 1932 - епископ Таганрогский, викарий Ростовской епархии. С 16 февраля 1933 управлял Донской и Новочеркасской епархией. В 1935 был арестован. Приговорён к пяти годам лишения свободы по обвинению в «антисоветской агитации». Находился в заключении в Ухто-Ижемских лагерях Коми АССР. Его соузник по лагерю Борис Филиппов, вспоминал о владыке Иосифе:

Был он несомненно умён - русским умом, открытым, чуть с лукавинкой, был по-хорошему простонародно остроумен и, главное, никогда не унывал. И соприкасающиеся с ним заражались его русским радостным умом сердца.

В декабре 1940 освобождён и вернулся в Таганрог, затем был выселен в Азов. В этом период принимал участие в деятельности нелегальной общины верующих «Белый дом», тайно служил, совершал священнические хиротонии и монашеские постриги. После того, как во время Великой Отечественной войны Таганрог был оккупирован немецкими войсками, возобновил открытое служение в качестве епископа Таганрогского (с августа 1942). Отказался от участия в пропагандистских акциях нацистов, несмотря на предложения с их стороны, продолжал поминать на богослужениях митрополита Сергия (Страгородского). В октябре 1943 прибыл в Умань, где 6 ноября 1943 был арестован гестапо по обвинению в том, что «…прислан митрополитом Сергием для работы на оккупированной территории в пользу СССР». Кроме того, подозревался немцами в работе на английскую разведку. Освобождён 12 января 1944.

После освобождения Умани частями Красной Армии выехал в Москву для встречи с Патриархом Сергием, но по дороге был арестован в Киеве 4 июня 1944. Содержался в Москве в Бутырской тюрьме, затем был переведён в Ростов-на-Дону. В феврале 1945 приговорён к 10 годам лишения свободы. Срок заключения отбывал в Челябинском лагере особого назначения, с 1948 - в посёлке Спасск в Карагандинском лагере. Работал на строительстве кирпичного завода, был санитаром. С 1954 находился в ссылке в посёлке Ак-Кудук Чкаловского района Кокчетавской области. Несмотря на пожилой возраст, был вынужден работать водовозом. В 1956 был освобождён из ссылки.

Лучшие дня

С марта 1956 - настоятель Михаило-Архангельского храма города Кокчетава, затем - почётный настоятель Петропавловского собора в городе Петропавловске.

С 28 сентября 1960 - архиепископ Алма-Атинский и Казахстанский (в этот период Петропавловская епархия был ликвидирована, а её приходы переданы в Алма-Атинскую). Возглавил Алма-Атинскую епархию в трудной ситуации, когда после смерти уважаемого прихожанами митрополита Николая (Могилевского) в ней происходили конфликты. Смог успокоить волнения и заслужить доверие паствы, став достойным преемником владыки Николая. С 25 февраля 1968 - митрополит.

Много молился (как днём, так и ночью, в своей домашней церкви или келье), был талантливым проповедником. По воспоминаниям современников, владыка

был очень скромный человек, доброй и отзывчивой души. От природы он был одарен поэтичностью и удивительной памятью. Он умел найти общий язык с любым по званию и возрасту собеседником. Владыка непременно обращал внимание на свою речь, подбирал удачные слова и выражения, отчего речь его становилась интересной, яркой, запоминающейся.

После кончины Патриарха Алексия I его имя называлось в качестве кандидата в Патриархи, однако он отказался.

Акафисты преподобной Пелагии, святителю Павлу исповеднику, великомученику Иакову Персиянину (составлены в Азове в 1942).

Разбивка страниц настоящей электронной статьи соответствует оригиналу.

архиепископ Василий (Кривошеин)

ПАМЯТИ ЕПИСКОПА ИСПОВЕДНИКА

Митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф (Чернов)

(1893 — 1975)

4 сентября 1975 г. скончался в возрасте восьмидесяти двух лет митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Высокопреосвященнейший Иосиф (Чернов). В лице отшедшего ко Господу Русская Православная Церковь понесла тяжелую невозвратимую потерю. Покойный был не только человеком святой жизни, выдающимся иерархом, яркою своеобразною личностью, но и стойким исповедником веры, проведшим в общей сложности около двадцати лет в советских ссылках и лагерях. Об этом замечательном человеке мне хотелось бы сказать несколько слов, преимущественно по личным воспоминаниям. Нам пришлось встретиться с ним и много беседовать на Поместном Соборе Русской Православной Церкви в Троице-Сергиевой Лавре в мае 1971 года. Для подробной систематической его биографии у меня нет, к сожалению, достаточных данных.

Будущий митрополит Иосиф (Чернов) родился в 1893 году в городе Могилеве. Трудно в точности сказать из какой среды он происходил, но судя по тому, что все его светское, да и духовное образование, ограничилось, как он мне сам рассказывал, Образцовым Начальным Училищем, можно думать, что его родители были малосостоятельными городским жителями. Но, если митр. Иосиф и не имел специального богословского образования, это не помешало ему впоследствии восполнить этот недостаток большой начитанностью, как в аскетической, так и вообще святоотеческой письменности. В 1906 году, в возрасте тринадцати лет, будущий митрополит поступил послушником в общежительный монастырь в Могилеве, где в 1915 году был рукоположен во иеромонахи. Монастырь этот, в связи с наступлением немцев в первую мировую войну, был эвакуирован в Донскую область, где с тех пор, в течение ряда лет, стала протекать дальнейшая церковная жизнь будущего митрополита. Будучи еще молодым иеромонахом, о. Иосиф находился под старческим руководством одного известного своей духовной жизнью и опытностью архиерея, которого он обслуживал в качестве келейника. В 1925 году иеромонах Иосиф был арестован, сослан и пробыл в ссылке два с половиной года. В 1932

году он был рукоположен заместителем патриаршего местоблюстителя митрополитом Сергием во викарного епископа Таганрогского. В эти годы он был еще два раза арестован и провел в сталинских лагерях в общей сложности шесть с половиной лет. К началу второй мировой войны он вышел из лагерей и проживал нелегально в районе Таганрога у верующих, которые его укрывали. С приходом немцев, в конце 1941 года, епископ Иосиф вышел из «подполья» и в качестве епископа возглавлял Ростовскую епархию. Но и с немцами у него сразу возникли трудности. Они не могли простить ему его верность Московской Патриархии и поминовение им имени патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия, с сентября 1943 года патриарха Московского, на богослужениях. Немцы, как мне рассказывал Владыка Иосиф на Соборе 1971 года, по доносам обвиняли его в большевизме, вызывали не раз на допросы, грозили арестом и расстрелом. «Я им сказал: «Большевики-безбожники со мною никогда так грубо не говорили, как вы!», рассказывал мне митрополит Иосиф. Перед своим уходом из Ростова немцы вывезли его в Умань, где он и оставался до прихода советских войск. Патриарх Сергий назначил его тогда епископом Уманским. Однако, в том же 1944 году, епископ Иосиф был вновь арестован и отправлен в лагеря в Читинскую область, где и пробыл одиннадцать лет до 1955 года. Это был его четвертый арест, так что он провел в общей сложности в лагерях и ссылках двадцать лет. По выходе из лагеря в 1955 году он смог возобновить свое епископское служение в Русской Православной Церкви. Через некоторое время был назначен архиепископом Алма-Атинским и Казахстанским, возведен в сан митрополита и в 1972 году удостоен права ношения двух панагий по случаю сорокалетия служения в епископском сане. Митрополит Иосиф был в последние годы своей жизни вторым по старшинству епископской хиротонии архиереем Русской Церкви. (Первым был митрополит Орловский и Брянский Палладий, рукоположенный в 1930 году).

Лично я впервые встретился с митрополитом Иосифом на Соборе 1971 года при избрании патриарха Пимена. Но еще до этого, в так сказать «предвыборный период», когда я был в Москве в октябре 1970 года, мне много пришлось слышать рассказов о митрополите Иосифе, в частности, как об одном из возможных кандидатов в патриархи. Говорили будто бы алма-атинский уполномоченный по делам религий предлагал ему: «Выставляйте Вашу кандидатуру в патриархи, мы Вас поддержим!» На что митр. Иосиф ответил: «Мне Вашей поддержки не надо!». Впоследствии мне рас-

сказывали, что большая группа духовенства и верующих во главе с бывшим настоятелем патриаршего собора в Москве протоиереем о. Иоанном Потаповым обратилась к митр. Иосифу с письмом, подписанным почти двумя тысячами лиц, с настоятельной просьбой не отказываться ради блага Церкви от избрания в патриархи, добавляя, что в противном случае он ответит пред Богом на Страшном Суде. Но митрополит Иосиф продолжал отказываться. Однако, среди московского духовенства наиболее распространено было следующее мнение: «Да, конечно митр. Иосиф хороший архиерей, стойкий, энергичный, святой жизни. Но для патриарха он не подходит. Ему 80 лет (на самом деле было 78), а кроме того он был под немецкой оккупацией и сидел в лагерях, этого власти не любят».

На Архиерейском Совещании в Новодевичьем монастыре в Москве 28 мая, накануне открытия Собора, мне не пришлось лично встретиться и поговорить с Владыкой Иосифом. Он на Совещании все время молчал, в лицо я его не знал, разыскивать его среди множества архиереев было трудно, как ни хотелось мне с ним познакомиться. А разыскивать его в громадной гостинице «Россия», где мы все помещались до открытия Собора, было еще более неудобно. Но на следующий день, в субботу 29 мая, мы все переехали в Троице-Сергиеву Лавру и там за обедом мы разговорились с Владыкой Иосифом. Вернее, он сам заговорил со мною. Мы обедали за небольшими столиками, кроме нас двоих за нашим столиком никого не было. «Вчера все архиереи», начал он, — «слушали Вас и были согласны с тем, что Вы говорили. Все архиереи лобзали Ваши уста». (Должен здесь объяснить, что накануне на Архиерейском Совещании мне пришлось много выступать против так называемых Постановлений 1961 года о приходах. Я оспаривал эти «постановления», как противные канонам, нарушающие единство церковного управления, передающие всю власть в приходах мирянам, одним словом, вредные для Церкви. Мне сейчас было отрадно слушать, что митр. Иосиф всецело одобряет мои вчерашние выступления). «Но почему же тогда все молчали?», спросил я. «Мы забиты. Не можем говорить, но Вы говорили от имени всех. Спасибо Вам», ответил митр. Иосиф. В дальнейшем и на других наших встречах на Соборе митр. Иосиф много мне рассказывал про свою жизнь, на основании главным образом его рассказов я и написал то, что мне удалось узнать о его прошлом. Впрочем, о своих сидениях в лагерях он говорил очень осторожно, подтверждая самый факт арестов, сидений, сроков, но избегал

подробностей. Вообще, он более охотно говорил о настоящем, чем о прошлом. «Часто я себя спрашиваю», говорил он мне, «правильно ли мы делаем, что молчим и не изобличаем открыто то, что творится в Церкви и какие она переживает трудности? Другой раз мне становится противно, и я хочу все бросить и уйти на покой. И совесть меня упрекает, что я этого не делаю. Но потом та же совесть говорит мне, что нельзя бросать верующих и Церковь. А ведь выступить с обличением или даже открыто критиковать церковные порядки, это значит, в лучшем случае, быть сразу же отстраненным от всякой церковной деятельности, а все равно ничего не изменится. Вот я и стараюсь, пока есть силы, тихо трудиться для Церкви. Служу часто, каждый раз проповедую, объезжаю приходы. У меня их сорок пять, разбросаны на громадном пространстве Казахстана. Ведь в мою епархию входят девятнадцать областей, так что мне приходится иметь дело с девятнадцатью уполномоченными. Расстояния колоссальные, часто более тысячи километров». — «На чем же Вы разъезжаете»?, спросил я. — «У меня две машины. Стараюсь назначать хороших священников, удалять плохих. А главное — служить часто литургию и молиться за всех». — «А как теперь сложилась Ваша личная жизнь? Не обижают ли вас?» — «Сейчас нет», ответил он. «Живу в отдельном хорошем доме. Развожу в моем саду розы, у меня их более ста штук. С уполномоченным отношения хорошие». — «А я слыхал, что он даже предлагал Вам выставить Вашу кандидатуру в патриархи?» — «На это я никогда не соглашусь. Во-первых, слишком стар, а затем у меня нет богословского образования, да и светское маленькое. Не хочу, чтобы меня потом в Синоде укоряли за невежество, заставляли бы соглашаться с их мнениями потому, что они богословы, а я неуч и должен их слушаться».

В дальнейшие дни Собора мне пришлось еще два раза беседовать с Владыкой Иосифом. В первый раз, я обратился к нему за духовным советом. Дело в том, что некоторые архиереи, участники Собора, в разговорах со мною убеждали меня не выступать больше по вопросу о постановлениях 1961 года о приходах, настаивая на том, что это было бы неполезно для Церкви. Я был в недоумении, что делать и решил посоветоваться с митр. Иосифом. «Владыко», спросил я его, «меня некоторые здесь отговаривают больше не выступать о постановлениях о приходах. Что Вы об этом думаете?». Ответ митрополита Иосифа был очень энергичным: «Тот, кто отговаривает — сволочь!» — «Так по-Вашему нужно продолжать?» — «Да», ответил Владыка Иосиф, «продол-

жайте говорить и бороться за Церковь, даже если Вам придется за эго пострадать. Благословляю Вас от имени Церкви и верующих на этот подвиг. Я знаю, что это Вам дорого далось, на Вас будут нападать, но продолжайте», Я был тронут словами престарелого митрополита и благодарен за его нравственную поддержку. В другой раз митр. Иосиф сам обратился ко мне при встрече с ним во время обеденного перерыва заседания, в день, когда происходило обсуждение прочитанных докладов и выступали записавшиеся накануне ораторы. Нужно сказать, что выступления эти в значительном большинстве отличались трафаретностью и сводились к пересказу прочитанных докладов. В них обходились все острые вопросы, церковная жизнь в них мало отражалась и потому они были лишены подлинного интереса. Это отметил митрополит Иосиф в свойственных ему ярких выражениях и сказал, имея в виду предстоящее послеобеденное заседание: «Опять нас будет сегодня тошнить от этих обсуждений!». И действительно, послеобеденные выступления дали повод для такой их «характеристики».

Как личность, митрополит Иосиф производил впечатление жизнерадостного человека, склонного пошутить и даже поюродствовать. Конечно, возраст чувствовался и видно было, что он много пережил, однако в нем не было ничего сломленного, трагического, жуткого даже, что можно иногда видеть у лиц, много лет просидевших в лагерях. В нем можно было видеть редкое сочетание старца и юродивого в лице архиерея Церкви Христовой. Эта склонность «поюродствовать» даже рассматривалась некоторыми, как одна из причин, почему Владыка Иосиф не подходит для патриарха. «Посмотрит он на Вас», рассказывал мне о нем один видный и культурный архиерей, «и вдруг неожиданно скажет: «А глаза то у Вас светлые, светлые...». Для патриарха это неудобно».

Вот об этом блаженном старце, архиерее Божием и исповеднике веры, жизнью своей доказавшем свою верность Русской Православной Церкви, я хотел правдиво рассказать, что знаю и что слышал, и тем самым внести мою посильную лепту в сокровищницу его блаженной памяти.

Страница сгенерирована за 0.56 секунд!

Митрополит Иосиф (Чернов)

Владыка Иосиф (в миру – Иван Михайлович Чернов) родился 15 июня 1893 года в Могилеве, в семье военнослужащего сверхсрочной службы, по вероисповеданию принадлежавшего к старообрядческой церкви. По благочестивой традиции Иван был наречен в честь великомученика Иоанна Нового Сочаевского, в день памяти которого был рожден. Окрестил Иоанна священник полковой церкви, находившейся в юрисдикции Святейшего Синода.

Юность

О своем детстве будущий архиерей вспоминал так: «Я – сын роты, сын солдатов. С рук на руки, с рук на руки. Ванюшка да Ванюшка, Ваня да Ваня. И все офицеры меня знали. И командир полка меня знал и подарки мне всегда привозил в роту, когда приезжал посещать таковую».

В мае 1910 года в Могилеве находились святые мощи Евфросинии Полоцкой. Постояв ночь в соборе, Ваня Чернов только к утру смог приложится к мощам. Ночью во сне мальчик увидел как преподобная Евфросинья благословляет его. Увидев этот сон, он уже не мог спать и полностью решился идти в монастырь. По дороге к Белыничскому Рождество-Богородицкому монастырю его нагнал фаэтон с монастырским настоятелем архимандритом (будущим епископом) Арсением (Смоленцем), который тут же принял его. Отец Арсений дал мальчику богословское образование. Иван был сначала келейником батюшки, а с 1912 года – его иподиаконом. В 1912-1917 годах – он проходит послушание в Тверском Успенском Отроче монастыре.

Монашество

В 1918 году Преосвященнейший епископ Арсений (Смоленец) послушника Ивана Чернова постригает в монашество, через рукополагает его в иеродиакона, а еще через год – в сан иеромонаха. Отец Иосиф служит в Никольском храме Таганрога, выступает с проповедями против начавшегося обновленческого движения. В 1924 году он возведен в сан игумена.

В 1925 году игумен Иосиф был арестован по обвинению в "хранении контрреволюционной литературы (архива архиерейской канцелярии) и приговорен к двум годам лишения свободы, находился в заключении в Кол-Еле (Коми область). После ссылки он вернулся в Таганрог, продолжил служение в сане. С 1927 года иеромонах Иосиф был возведен в архимандрита, нес послушание экономом архиерейского дома.

Архиерейство

27 ноября 1932 года совершается хиротония архимандрита Иосифа (Чернова) во епископа Таганрогского, викария Ростовской епархии. Чин хиротонии в Ростовском кафедральном соборе совершали архиепископы Дмитровский Питирим (Крылов), управляющий делами Священного Синода; Ростовский Николай (Амассийский); Тобольский Назарий (Блинов) и епископ Барнаульский Александр (Белозер).

В 1935 году он был снова арестован и приговорен к пяти годам лишения свободы по обвинению в «антисоветской агитации». Находился в заключении в Ухто-Ижемских лагерях Коми АССР. Его соузник по лагерю Борис Филиппов, вспоминал о владыке Иосифе: «Был он несомненно умен – русским умом, открытым, чуть с лукавинкой, был по-хорошему простонародно остроумен и, главное, никогда не унывал. И соприкасающиеся с ним заражались его русским радостным умом сердца».

В декабре 1940 году владыка был освобожден и вернулся в Таганрог, затем был выселен в Азов. В этом период он принимал участие в деятельности нелегальной общины верующих «Белый дом», тайно служил, совершал священнические хиротонии и монашеские постриги. После того, как во время Великой Отечественной войны Таганрог был оккупирован немецкими войсками, Преосвященный владыка Иосиф возобновил открытое служение в качестве епископа Таганрогского (с августа 1942). Несмотря на постоянные настойчивые предложения со стороны нацистов епископ Иосиф отказался от участия в их пропагандистских акциях, продолжая поминать на богослужениях митрополита Сергия (Страгородского).

С будущими патриархами Алексием и Пименом

В октябре 1943 года владыка прибыл в Умань, где 6 ноября 1943 года был арестован гестапо по обвинению в том, что «…прислан митрополитом Сергием для работы на оккупированной территории в пользу СССР», а также он подозревался в работе на английскую разведку. Целый год владыка Иосиф содержался в заключении и был освобожден только 12 января 1944 года.

После освобождения Умани частями Красной Армии епископ Иосиф выехал в Москву для встречи с Патриархом Сергием, но по дороге был арестован в Киеве 4 июня 1944 года. Содержался в Москве в Бутырской тюрьме, затем был переведен в Ростов-на-Дону, а в феврале 1945 года приговорен уже к 10 годам лишения свободы. Срок своего заключения он отбывал сначала в Челябинском лагере особого назначения, с 1948 года – в поселке Спасск в Карагандинском лагере. Работал на строительстве кирпичного завода, был санитаром. С 1954 святитель находился в ссылке в поселке Ак-Кудук Чкаловского района Кокчетавской области. Несмотря на пожилой возраст, старец был вынужден работать водовозом. В 1956 он был освобожден из ссылки.

Служение в Казахстане

С марта 1956 года владыка Иосиф был назначен настоятелем Михаило-Архангельского храма города Кокчетава, потом почетным настоятелем Петропавловского собора в городе Петропавловске. Летом того же года он посетил Москву, Троице-Сергиеву лавру, Могилев («весь город пришел посмотреть и помолиться»), Ростов-на-Дону, Таганрог.

С 25 ноября 1956 года принимает назначение в епископа Петропавловского, викария Алма-Атинской епархии, с 14 марта 1957 года – епископ Петропавловский и Кустанайский, а 27 февраля 1958 года – возведен в сан архиепископа. Вскоре Петропавловская епархия был ликвидирована, а ее приходы переданы в Алма-Атинскую. С 28 сентября 1960 года владыка Иосиф был назначен архиепископом Алма-Атинским и Казахстанским. Он возглавил епархию в трудной ситуации, когда после смерти уважаемого прихожанами митрополита Николая (Могилевского) в ней происходили конфликты. Архиепископ Иосиф смог успокоить волнения и заслужить доверие паствы, став достойным преемником своего предшественника. Прошло восемь лет и 25 февраля 1968 года архиепископ Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф был возведен в митрополита.

Последняя служба владыки состоялась 28 августа 1975 года на Успение Божией Матери. Пронося Плащаницу мимо алтаря, он сказал: "Смотрите, также скоро будет и мое успение". Скончался митрополит Иосиф 4 сентября 1975 года в Алма-Ате, совершая молитву, погребен 7 сентября 1975 г.

Сень над могилой митрополита Иосифа

14 мая 1992 года решением зам. прокурора Ростовской обл. был реабилитирован по делу 1946 года.

По воспоминаниям современников владыка был талантливым проповедником, умел найти общий язык с любым по званию и возрасту собеседником, обладал удивительной памятью (знал несколько языков, помнил Священное Писание наизусть) и поэтическим даром. Речь его была интересной, яркой и запоминающейся. Вообще он отличался скромностью, отзывчивостью и добротой, много молился (как днем, так и ночью, в своей домашней церкви или келье).

Это был один из самых одухотворенных архиереев последнего времени. Более 20 лет он провел в лагерях и тюрьмах, при этом сохранил искреннюю доброжелательность ко всем и вся. Про него можно сказать: он к каждому человеку относился как к живому образу Божию, чем приподнимал этого человека на небывалую высоту. После кончины Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия I (Симанского) имя владыки Иосифа называлось в качестве кандидата в Патриархи на Поместном соборе, однако он отказался, сославшись на свой преклонный возраст.

Именно архиепископу Иосифу (Чернову) приписывается знаменитая фраза о полете первого человека в космос. Когда уполномоченный по делам религии С.Р.Вохменин потребовал архиерея отреагировать на это событие в церковной проповеди, последний согласился и в проповеди сказал: «Юрий Гагарин [в космос летал и] Бога не видел… а Бог его видел! И благословил!»

Митрополит Иосиф написал несколько акафистов святым: преподобной Пелагии, святителю Павлу исповеднику, великомученику Иакову Персиянину (составлены в Азове в 1942). За усердное служение Русской Православной Церкви архиепископ Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф был награжден церковным орденом св. князя Владимира II степени.

Упокой, Господи, душу раба Твоего, приснопоминаемого митрополита Иосифа, в селениях праведных и сотвори ему вечную память!

Награды

- Церковные:

• наперсный крест (от епископа Арсения (Смоленца), после непрерывного совершения тысячи служб, 1922)
• право ношения креста на клобуке (25 февраля 1963)
• право ношения двух панагий (9 сентября 1972, к 40-летию епископства)

- Общецерковные

• орден св. князя Владимира II степени (11 мая 1963)

Литература:

Королева В. Свет радости в мире печали: Митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф. – М. : Паломник, 2004. – 686 с. : портр., ил. – (XX век).